ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ
Окно распахнулось. Казалось, два коротких шага решают все.
Я пытаюсь скрыть непроизвольный озноб и торопливо шагаю на помост.
Одновременно я судорожно пытаюсь установить правильное напряжение
позвоночника и выполнить заклинание-вдох "ал-хао". Все мои усилия тонут
в открывшемся навстречу блеклом небе. Цветная мозаика больше не
загораживает выжженную зноем голубизну, и небо охватывает меня со всех
сторон. В глазах плывут белесые прожилки облаков, "ал-хао" застревает в
горле, звуки отдаляются, и в ушах застывает глухота.читать дальше
-- Назад! Барнс, закрой окно. - Визгливый голос Учителя
сумел прорваться сквозь мой страх, и на меня наваливается облегчение.
Тело тут же забилось мелкой дрожью, трясутся не только ноги и руки,
даже голова не желает ровно сидеть на шее. Пот лезет в глаза, и я мотаю
головой в попытке стряхнуть его, по спине ползут холодные струйки.
Что-то держит меня за плечи, мешая шевелиться.
Только сейчас я вижу, что так и не смог сделать второго шага.
-- Залко, мальчик мой, тебе не кажется, что я зря потратил
на тебя свои деньги, а сейчас бездарно гроблю время на трусливое тупое
бревно! - Учитель не выдерживает и срывается в крик. - Во что ты
превратил "ал-хао", бестолочь? и когда, по-твоему, должно раскрываться
крыло? Наверное, мою лысину изрядно напекло солнце, когда я решил, что
из этой деревенской скотины может получиться волшебник. Да отпусти ты
крыло, наконец!
До меня доходит, что за плечи меня держит отвердевшее
крепление плащ-крыла, а само оно парусом перегораживает комнату. Даже
если бы я сумел сделать второй шаг, крыло бы только ударилось в стену и
отбросило меня назад. Мой позвоночник все еще напряжен, и расслабить
его удается не сразу. Я чуть снова не запаниковал, но, в конце концов,
позу удалось изменить, и крыло мягкой серебристой накидкой возвращается
на плечи.
Я стою к Учителю боком и боюсь повернуть к нему лицо, но
этот страх привычен. Да я, и не поворачиваясь, отлично представляю, что
там увижу. Магистра Хоршаха, первого советника барона КорКассора, моего
Учителя, который заплатил родителям за то, чтобы забрать их
единственного работника к себе в ученики. Низенького толстяка,
навалившегося грудью на конторку, его лоснящуюся от пота лысину,
окруженную засаленными редкими волосами, и красное от гнева щекастое
лицо.
Обычно Учитель относится ко мне презрительно-равнодушно,
но сегодня он с раннего утра не может заставить меня шагнуть за окно.
Это была уже четвертая попытка.
-- Барнс! Я кому сказал - закрой окно! - учитель шумно
отдувается и возвращается к спокойному презрению. По крайней мере,
внешне. - Итак "ал-хао".
Я торопливо исполняю.
--
Еще!
Исполняю еще. Потом еще. Потом показываю управление крылом.
Развернуть, выпрямить, сделать жестким, превратить в купол, уменьшить.
И снова показываю, и снова "ал-хао". Когда я стою на ногах, у меня эти
упражнения получаются хорошо, хотя учитель и находит к чему придраться.
Если бы не страх высоты, я бы вполне мог летать. Но одна лишь мысль о
полете отзывается у меня тяжестью в животе.
Некоторое время в комнате стоит тишина, и, не выдержав, я
слегка поворачиваюсь к Учителю. Он все также возлегает на конторке,
уперев в нее локоть и положив на кулак маленький подбородок. Взгляд его
острыми булавками колет мое лицо.
-- Похоже, надо мной просто издеваются. - Учитель говорит
вроде бы с собой, но я понимаю, что сейчас опять начнется главное, и
ноги сразу слабеют. - Барнс, позови сюда Халса и Тартака.
Я не знаю, что придумал Учитель, вернее не хочу думать,
зачем в башне могут потребоваться стражники. Ничего хорошего от них я
не жду. Учитель перестает обращать на меня внимание, его больше
интересует кружка с вином. А я, стараясь не переминаться с ноги на
ногу, жду рядом с невысоким помостом, упирающимся в оконную мозаику.
За спиной скрипит дверь, и до меня доносятся шаги и лязг железа. Учитель отрывается от кружки.
-- Можете пока убрать свои мечи. Для начала попробуем без
них. Видите эту трусливую свинью. - Я спиной чувствую оценивающие
взгляды Тартака и Халса и втягиваю голову в плечи. - Так вот, по моей
команде надо выкинуть его в окно.
Я поворачиваюсь и пытаюсь поймать взгляд Учителя.
-- Учитель! Позвольте еще раз. Я смогу. Позвольте я сам. -
Голос дрожит, в нем готовы прорваться рыдания, горло словно мнет чья-то
чужая рука.
Учитель не смотрит на меня, он разглядывает стражников, задумчиво постукивая пухлым кулаком. Стражники ждут. Я жду.
--
Последний раз. Без задержек. Окно открылось, ты шагаешь и летишь.
--
Так мы это.... Пойдем пока? - Стражники все еще топчутся у открытой двери.
--
Нет. Ждите здесь. Не верю я этому трусу.
Я уже почти ничего не слышу. Мне приходится бороться с
ослабшими ногами. Накатывающейся тошнотой. Я уже и сквозь оконную
мозаику вижу небо, а через небо проступает грязная брусчатка
внутреннего двора, и я безуспешно пытаюсь изгнать ее из своих глаз.
--
Барнс! Окно!
Я, сминая себя, шагаю в открывшееся небо. Взгляд не
держится за голубизну, не может удержаться на ней и беспомощно скользит
вниз. Когда снизу начинают наплывать острые зубцы внешней стены замка
я, не в силах удержаться, зажмуриваюсь и неловко шагаю вперед. Дыхание
"ал-хао" рвет мою грудь. Уши наполняет свист, и я валюсь в темноту.
Наверное, я помер, не долетев и до середины башни.
В сознание меня возвращает пинок в ребра. Я открываю глаза,
под носом грязные камни, пыль щекочет дыхание. Второй пинок заставляет
меня поднять голову. Боли в теле нет, только ломит мышцы, как от долгой
работы. Учитель стоит надо мной и заносит ногу для третьего удара.
"Третьего?" Я не знаю, сколько я тут провалялся и поднимаю голову к
небу. Солнце никуда не сдвинулось со своего места, Учитель не дал мне
ни одной лишней минуты уютного беспамятства. Тело сотрясается от
третьего пинка.
-- Вставай! До обеда далеко. Успеешь прыгнуть еще раз
несколько. - Учитель поворачивается и уходит в башню. В дверях он
поворачивается и добавляет. - Не заставляй меня ждать.
Я встаю на четвереньки и тихо охаю. Наконец удается
распрямить негнущееся тело, и я торопливо плетусь в башню, стараясь не
смотреть на зевак, скалящихся на меня со стены. Плащ-крыло бесполезной
тряпкой стучит меня по ногам, но сил подобрать его не хватает.
В комнате под крышей все по-прежнему. У двери подпирают
стену Халс и Тартака. Барнс скучает у окна, лениво ковыряясь в зубах.
Учитель возлегает на любимой конторке и сердито сопит. Не дожидаясь,
когда я закрою дверь, он начинает свою визгливую брань. Я его почти не
слушаю. Я и сам понимаю, что все сделал не так. Нельзя закрывать глаза,
крыло надо раскрывать одновременно с "ал-хао", надо не прыгать в окно,
а без остановки шагать, продолжая движение по помосту. Учитель
ругается, поминая то мою деревенскую тупость, то сравнивая мое падение
с полетом помета горгулий, а я мечтаю о том, чтобы Учитель продолжал
ругаться до вечера, но знаю, что скоро снова надо будет вставать на
помост.
--
Вставай на позицию и крыло подтяни, балбес недоделанный!
Вместе с этими словами меня охватывает дрожь. Я пытаюсь
подчиниться, но не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Ни одна мышца мне
не подчиняется. Учитель торопит меня, но все что я могу это дрожать и
потеть. На этот раз долго меня не ждут.
--
Халс, Тартака, помогите ему!
Меня подхватывают с двух сторон. Я пытаюсь сопротивляться,
но лишь безвольно шевелю руками. Меня ставят перед окном и отпускают, я
тут же начинаю валиться набок, и меня хватают снова.
--
Проклятье! - визжит Учитель. - Барнс окно! Выкидывайте эту трусливую скотину!
Меня пихают в окно. Я пытаюсь закричать, но и горло мое
предало меня. Я не могу разжать рот, я не могу издать ни звука. В мозг
из открытого окна вливается небо, и я лечу в него. Мне на этот раз даже
не удается закрыть глаза, и я вижу карусель голубого и серого, пока
спасительная чернота не заливает все.
Будят меня толчки копьем. Учитель не соизволил спуститься
сам. Стражник рывком поднимает меня и подталкивает к дверям башни. Мне
кажется ему жалко меня, но он делает свою работу. На трясущихся ногах я
ползу по лестнице пять этажей, и все начинается сначала. Только Учитель
уже не ругается, и у меня нет передышки. Страх немного стихает, пока я
поднимаюсь из пыли во внутреннем дворе и лезу под крышу. Когда я
вваливаюсь в комнату, тело сразу цепенеет. Все что я могу - это
тоненько выть, пока меня выталкивают из окна.
Убивают меня до вечера. Лишь в обед меня ненадолго
оставили валяться во дворе, хорошо хоть сунули под нос миску с
похлебкой и кусок хлеба. Только я не смог ничего проглотить, даже
жидкая похлебка не лезла в горло, а при виде хлеба желудок сразу
начинали сотрясать спазмы. Вечером, когда Учитель решил, что уже стало
темно, Халс и Тартака отволокли меня в каморку и бросили на топчан.
Я весь день мечтал о приходе ночи, но едва я закрываю
глаза, как в них начинает разливаться выцветшая голубизна с белесыми
прожилками. Небо крутится передо мной водоворотом и медленно
вытягивается в воронку. В жерле воронки голубизна постепенно выцветает,
и сквозь нее начинает проступать серый камень брусчатки. Она безумно
далеко, но я вижу каждую трещину, каждую соломинку, прилипшую к камням.
Брусчатка постепенно замедляет свое вращение на дне неба, и я начинаю
падать. Чем медленнее крутится небесный водоворот, тем быстрее падение.
За миг до удара о камни на меня валится уже привычная темнота, и я с
криком подскакиваю на постели. В горле хрипит спертый воздух, я
судорожно глотаю его и таращусь в окружающий мрак. Сердце колотится о
ребра, стараясь пробить грудную клетку. Через некоторое время я
понимаю, что сижу у себя в каморке. Я падаю на постель, и перед глазами
снова начинает проступать голубизна.
Я не помню, сколько раз я падал по настоящему и не считаю
ночных падений, но, наконец, темнота наваливается в последний раз. У
меня уже нет сил просыпаться - даже от страха, и я плаваю в этой
блаженной беззвучной темноте, пока утром меня не будит Барнс.
--
Быстрей давай. Поднимайся. На кухню и в башню, хозяин ждет.
Хозяин Барнса и мой Учитель, магистр Хоршах, уже готов
продолжать обучение своего ученика. Хорошо хоть дали время заглянуть на
кухню, я чувствую, что голоден и вполне способен что-нибудь проглотить.
Во дворе меня встречает небо. Оно не изменилось со
вчерашнего дня, но я спокойно смотрю на него и не чувствую никакого
страха. Ночная чернота все еще живет во мне и не пускает внутрь ни
небесную голубизну, ни серый цвет камней двора.
Когда я прихожу в комнату наверху, кроме Барнса там никого
нет. Учителя приходится ждать долго. Я успеваю одеть плащ-крыло, и
потренироваться в его управлении с одновременным исполнением "ал-хао".
Я даже успеваю почувствовать, как тело теряет вес, и как легкое
движение крыла приподнимает меня над полом.
Учитель появляется в компании зевающих Халса и Тартаки. Я
прошу его дать мне попробовать самому, и голос мой не дрожит. Учитель
хмыкает, но позволяет. Я немного волнуюсь, но это никак не похоже на
тот вчерашний ужас, который отбирал у меня способность двигаться. Барнс
открывает окно, и я легко выхожу в него. Двор дергается мне навстречу,
но за спиной тут же гулко отдается крыло и двор замирает, а потом,
медленно кружась, начинает плавно подступать ко мне. Беззвучный крик
восторга и победы рвется наружу, и я не кричу только потому, что боюсь
ослабить позвоночник и потерять управление крылом. Мне хочется
посмотреть на небо, но я уже опустился низко и горизонт заслоняет
внешняя стена замка. Зато я вижу, как чуть выше меня на коричневом
крыле кружит Учитель.
--
Будешь приземляться, подпружинь ноги. - Говорит он мне и вовремя, двор уже рядом.
Подставить ноги под землю я успеваю, но забываю ослабить
крыло, и меня валит набок. Сидя на коленях, я смотрю, как приземляется
Учитель. Он чуть приседает и его крыло ложится ему на плечи. Когда он
выпрямляется, крыло уже похоже на короткую накидку, непонятно зачем
надетую в эту жару. Я встаю навстречу Учителю и стараюсь придать своему
плащ-крылу такую же невинную форму. Магистр Хоршах останавливается
передо мной и по его лицу не заметно, что он рад моему успеху.
-- Так-так. Значит, летать ты все-таки научишься. Что ж,
после обеда посмотрим, как ты справишься с водой. Надеюсь, запирать
горло и правильно произносить долгое "элоун" ты за вчерашний день не
разучился. - Учитель поворачивается и уходит, а до меня доносится его
сердитое ворчание. - Разулыбался тут. Тоже мне подвиг - с крылом из
башни сигануть.
Но я все равно продолжаю улыбаться, и испытание водой не пугает меня. Я воды не боюсь.
После обеда мы приходим на пруд. Учитель теперь не
расстается с Халсом и Тартакой. Впрочем, сам он с Барнсом остается на
берегу, рядом с корзинкой со снедью и прихваченными из замка бутылками
вина. А мы втроем отправляемся на плоту на середину. Еще утром мне
казалось, что пройти по дну половину пруда будет не сложно, но теперь я
начинаю в этом сомневаться. Больно уж далеким кажется отсюда Учитель.
Я медленно раздеваюсь, и Тартака связывает мне за спиной
руки. На шею вешают груз, и несмотря на жаркое солнце, моя кожа
покрывается зябкими пупырышками. Чтобы скрыть неуверенность, я низко
опускаю голову и начинаю мысленно повторять придуманный на всякий
случай сказ-заклинание от страха перед водой. Заклинание я придумал
только что, по дороге к пруду, оно должно было убедить меня, что все
уже позади. Вот только во рту уже чувствуется теплая противная вода, и
я заранее начинаю задыхаться. В голове звенит пустота, и от заклинания
в ней остается только первая строчка. Ее я и повторяю, снова и снова.
"Все было просто. Камень приятно тяготил шею, вода внизу казалась доброй и приветливой".
Ноябрь 2004
Еще почитать его только здесь, насколько я знаю. А больше нигде.